Инвестор Андрей Якунин — о музее Достоевского, морском Петербурге и переезде СПбГУ

Почему новое здание музея Достоевского — это проблема, и при чем здесь Градостроительный кодекс и эндаумент-фонды?

Ваш самый романтический проект — фонд поддержки и развития музея Ф.М. Достоевского «Петербург Достоевского». Сколько себя помню, фонд все что-то делает, но здание, которое могло быть построено архитектором Герасимовым при консультационном участии архитектора Чобана, так и не построено. Как вы вообще в это вписались?

Его величество случай. Как-то Евгений Львович Герасимов, с которым мы работаем много и по разным объектам, предложил: «Поехали, покажу интересную тему». И привез меня в мемориальную квартиру Достоевского, познакомил с директором музея Натальей Туймебаевной Ашимбаевой и рассказал, что есть у них идея: построить новое здание, которое вместе с музеем-квартирой станет единым культурным пространством. А здание это сможет и разместить наконец всю коллекцию музея, и примет всех желающих, в том числе людей с ограниченными возможностями. Я поинтересовался: «А с чего ты, Евгений Львович, за Федора Михайловича так ратуешь?» Оказалось, в свободное от работы время в своем бюро «Евгений Герасимов и партнеры» глава архитектурной мастерской помогает музею выпустить два графических альбома Бориса Костыгова «Образы Достоевского». А когда еще учился в ЛИСИ, в качестве творческого задания исследовал вопрос «Что делать с пустырем на Кузнечном, который образовался после разбора дома рядом с ИНЖЭКОНом?». Так что видите, жизнь, как обычно, полна переплетений. «Замечательно, а меня ты зачем сюда привез?» — спрашиваю. «Я могу нарисовать здание, Наталья Туймебаевна придумает экспозиционную часть. Нам не хватает человека, который мог бы привлечь под эту некоммерческую инициативу частное финансирование».

Вас взяли на слабо, получается?

Да, это был вызов. У меня как раз появился первый опыт фандрайзинга в сфере НКО в связи с Ассоциацией выпускников СПбГУ, и эта задача показалась интересным профессиональным испытанием. Одно дело такой супербренд, как наш Эрмитаж, куда транснациональные корпорации в очередь стоят, чтобы получить партнерский статус. А другое дело — привлечение финансирования на развитие того, что называется «малыми музеями». Согласитесь, это интересно — попробовать создать на базе Музея Достоевского общественное пространство, существование которого будет обеспечиваться доходами не только от продажи билетов, экскурсий и сувениров музея, но и вложениями региональных компаний и частных лиц в специально созданный эндаумент-фонд.

И тут в чат входит ваше любимое понятие «эндаумент-фонд». Как доходчиво перевести это слово на русский?

С нормативной точки зрения самое близкое понятие — «фонд целевого капитала». Но если интересно действительно понять смысл, предлагаю оттолкнуться от перевода глагола to endow — щедро наделить или богато одарить. Звучит как Щукин и Гуггенхайм одновременно.

А правда, что проблема эндаумент-фондов в том, что они не дают никаких привилегий тем, кто в них инвестирует?

Идея в создании legacy-продукта, а не в возможности уменьшения подоходного налога. Это история про то, что будет существовать, когда вас уже не будет. Некоммерческий фонд вкладывает пожертвованные вами деньги в будущее — будущее науки, медицины, культуры, искусства.

Как бы вы прорекламировали само понятие эндаумент-фонда?

В качестве слогана я предложил бы фразу «Это твое дело».

Объясните.

Частая отговорка, которую мы все слышим, — «Это не мое дело, это меня не касается». А тут человек принимает решение, что судьба конкретного учреждения, культурного объекта ему небезразлична. Оно становится его делом. Но это не про дать денег, чтобы закрыть срочную и сложную ситуацию. Это про отождествление и сопричастность: ты — часть большой группы, которая двигает вперед значимый для тебя проект. И размер твоего взноса не так важен, намного важнее побуждение, мотивация. Кстати, у Третьяковки история с эндаумент-фондом для поддержки и развития малых музеев в их «орбите» получается очень неплохо.

В Петербурге, судя по состоянию отдельных (не всех!) парадных, эндаумент-фонды с лозунгом «Это твое дело» станут актуальны еще не скоро.

Думаю, здесь вы правы. Но я предложил бы об эндаумент-фондах не забывать: последний год показал (впрочем, так было во все времена): как только тучные времена проходят, первое, что начинают резать в части государственных расходов — культуру.

И что сейчас происходит с вашим проектом фонда «Петербург Достоевского»? Его тоже режут?

Существует Градостроительный кодекс, согласно которому все незастроенные пустыри, лакуны, площадки находятся в ведомственном подчинении либо субъекта Федерации, либо муниципалитета. Конкретно по тому земельному участку, который расположен между домом, где находится мемориальная музей-квартира, и ­ИНЖЭКОНом, решение должно быть принято Администрацией Санкт-Петербурга. Здесь можно прыгать вдоль, можно прыгать поперек, но это юридическое действие, которое должно быть совершено. В рамках коммерческой застройки механизм отработан: формируется земельный участок, продается инвестору с условиями, дальше ты получил права, начал строить. В Москве, например, землю продавать вообще не любят — ее сдают в аренду, и ты строишь в рамках договора аренды. Но такая схема неприменима для некоммерческих инициатив, потому что товарно-имущественных отношений здесь нет. Так что последние 6 лет мы в Фонде формируем новую практику: каким образом для строительства культурных или общественных объектов за счет негосударственных, что очень важно, средств должны выделяться и формироваться земельные участки? Это идет сложно.

Удивляюсь, как вам самому не надоело. В чем ваша мотивация?

Жена считает, что это все к зодиаку. Если бы я был меньше Бараном, то, может, намного рациональнее принимал бы решения. (Смеется.)

Какое совпадение, мы как раз попросили историка Льва Лурье составить городскоп на 2022 год!

О, вот это я обязательно прочту! Но есть и хорошие новости: произошли фундаментальные изменения, когда Борис Пиотровский пришел сначала в Комитет по культуре, а теперь на должность вице-губернатора. Мы можем не во всем с ним соглашаться, по некоторым вопросам у нас сильно отличаются точки зрения, но это человек со структурированной позицией и с пониманием того, что и как он хочет делать. В диалоге с подобным контрагентом возможны и точки соприкосновения, и компромисс. Одним из таких компромиссов со стороны Фонда стало решение о передаче построенного (если и когда это произойдет!) здания культурного пространства городу. Кроме этого, мы подробно обсуждаем наши предложения по благоустройству зеленых территорий в Центральном районе. До прихода Бориса был период, когда было совсем тяжко.

Потому что какой Достоевский и без мытарств?

Каждый раз, когда мы с Евгением Львовичем и Натальей Туймебаевной обсуждаем, не пора ли поставить крест на наших мытарствах, раздается звонок или происходит встреча, которые вновь дарят надежду. Это придает сил идти дальше. Из наших последних новостей, фонд «Петербург Достоевского» выкупил еще одну квартиру на лестничной площадке с действующим музеем и уже ведет работу по выкупу последней, третьей, коммунальной квартиры.

И все-таки почему все так сложно?

Я думаю, когда этот проект рождался, было время, когда все новое воспринималось на колоссальном позитиве. Да, какие-то проекты были более удачные, какие-то менее, но город развивался! А сейчас есть ощущение, может быть, неправильное, что в Петербурге меньше делают и больше опасаются, а как бы чего не вышло. Такая аура инстинктивного институционального испуга к предлагаемому новому и изменениям. И то, что в Москве делается на ура, здесь просто не происходит. Динамики не хватает.

Кто может сделать Петербург морской столицей России и что нам обустроить в Петербурге будущего?

Редакция «Собака.ru» развивает понятие «морской Петербург». А вы в 1990-е изучали туристический потенциал Северо-Запада, ходите на яхте. Инвестировали бы в морской Петербург? Видите здесь точки роста?

Месяц назад я бы вам сразу ответил: нет. Но в октябре 2021-го на Балтике объявили одну из самых новых интересных гонок в парусном спорте The RORC Baltic Sea Race. Она пройдет в 2022-м со стартом в Хельсинки. Можно по-разному относиться и к регате Nord Stream Race, но то, что они многое сделали для популяризации парусного спорта именно на Балтике, — факт. Еще несколько лет назад и Финляндия, и Эстония смотрели на паруса как на нелюбимых детей: это плоскодонный катер может куда угодно зайти, а килевым яхтам и глубина нужна, и фарватер нужно поддерживать в приличном состоянии. Сейчас все начало меняться.

И сбудется мечта юбиляра 2022 года Петра I — Петербург превратится в город-порт?

Если брать групповой туризм, мало кто приезжает исключительно в Петербург. Программы-бестселлеры — это «Две столицы» и «Жемчужины Балтики». Так что, если случится коллаборация между финнами, эстонцами, Ленобластью и Петербургом — да, получится офигенная область туристического притяжения. Но я не знаю, какого масштаба должна появиться в морском Петербурге фигура, чтобы разобраться с пограничниками, и чтобы все это превратилось в концепцию, которая будет приятна и легка для восприятия. Если такого человека мы увидим, думаю, огромное количество яхтсменов Северо-Запада придет ему помочь и поддержать.

Большая корпорация может пролоббировать такую историю?

Я не очень верю в корпоративное добро. Вот если этим займется конкретный человек — визионер, имеющий репутацию и опыт работы, то вокруг него начнут собираться спонсоры и партнеры, создавая все возможности для реализации задуманного. Но пока с трудом идут даже очевидные яхтенные проекты и «детский парус», поэтому чтобы замахиваться на нечто большее, нужно быть большим оптимистом. Я не знаю, кто бы мог стать лидером подобного проекта. Возможно, Любомиров (Владимир Любомиров, командор яхт-клуба Санкт-Петербурга. — Прим. ред.).

Как сделать так, чтобы туристы задержались в Петербурге? Это наша проблема?

Это не проблема Петербурга. То же и в Европе: средний отпуск — семь-десять дней. Немножко Рима, немножко Флоренции и Милана — вот и посмотрели всю Италию. Но за то, чтобы наши три петербургские стандартные ночи увеличились до четырех (а это 30% роста!), стоит побороться. Сразу скажу, за этим должна стоять совместная работа отельеров, музейщиков, представителей театрального мира, администрации города — всех, кто формирует туристический продукт и откликается на туристический спрос.

Никольские ряды и отель Four Seasons Lion Palace — активы портфеля VIYM. Вы соучредитель этого инвестиционного партнерства. Довольны, как развиваются Никольские?

С экономической точки зрения, у нас очень приятное ожидание от Никольских. Но пока экономика отстает от того, что хотелось бы видеть. В свое время мы договорились с оператором хостелов Майнингером: у них были большие планы на Россию, наш объект должен был стать первым в рамках масштабного выхода на российский рынок. А потом их корпоративная политика изменилась, Россия была вычеркнута из планов развития. Пришлось перезапускать объект, косты увеличились. Как в таких случаях говорят, это был интересный опыт. Сокращение туристического потока не способствовало и хорошей экономике Hard Rock Cafe. Но мне также важно было увидеть, как в Никольских сыграет тема общественного пространства. После анонса об открытии Рождественской ярмарки мне начали писать дети друзей: «Андрей, а как к вам можно было бы попасть?» Это не экономическое, но эмоциональное вознаграждение. Дорогого стоит!

А случалось вам играть с самим собой в такую игру: смотрите вы на Петербург и думаете: «Так, ну вот здесь хорошо бы пошел кейс, который я видел в Голландии, а тут вот модель из Лондона зашла бы».

А мы этим постоянно занимаемся. У нас в VIYM на корпоративном сервере есть папка, куда все скидывают впечатления и идеи. Даже если мы не можем их применить сейчас, это точно пригодится в будущем, когда мы будем придумывать новый объект или проект. Бывает, начинаем рыться в этой папке, и идеи, набросанные три года назад, вдруг оказываются тем кусочком пазла, которого не хватает, чтобы собрать картинку.

Давайте обратимся к вашей корпоративной папке, как к шляпе из Хогвартса. Есть в ней идеи для Петербурга будущего?

Сейчас бы не скатиться в банальщину. Ну, например, в Петербурге, как в любом торговом городе, огромное количество торговых дворов. Такие дворы, что в Праге, что в Лондоне, превращаются в интересные пространства: тут артизанальный ретейл, тут стендап, а тут бар. Почему то же самое не сделать с дворами на Конюшенной площади, я искренне не понимаю! Причем я бы всегда ориентировался именно на гений места, в том числе экономический: для того чтобы сделать проект уровня «Депо», в Москве емкости рынка хватает, а в Петербурге, увы, пока недостаточно платежеспособного спроса.

Но по слухам «Депо» к нам выходит.

Но «Депо» в Петербурге будет намного меньше, чем в Москве. И сработает ли этот концепт, в том числе учитывая все меры «борьбы» с ковид-ситуацией, еще надо посмотреть. Хотя прекрасна сама идея смешанных пространств, в которых есть зоны коммерческие и со свободным входом. 

Если подобные проекты удастся сделать как indoor, так и outdoor, предусмотрев наш чудесный климат, — это может быть суперинтересно. Но ведь есть еще наше треклятое законодательство о сохранении культурного наследия — и здесь опять нужен визионер, который бы двинул все это вперед. В моем понимании сохранение памятников архитектуры предполагает реставрацию и приспособление зданий под актуальные задачи современного общества. А консервация зданий и доведение их до аварийного состояния к сохранению не имеет никакого отношения. Город должен становиться доступным и удобным для всех своих жителей. Город должен развиваться и соответствовать запросам времени.

Хочется как-то дать в Петербург больше денег. Что бы это могло быть?

Реформировать Налоговый кодекс.

Приехали.

Кажется, Алексей Леонидович Кудрин недавно как раз поднимал эту тему: на сегодняшнем этапе развития страны пропорция распределения налоговых доходов между федеральным бюджетом, бюджетом уровня субъекта Федерации и муниципалитета не факт, что является оптимальной с точки зрения стимулирования регионального развития. В 2000-х сверхцентрализация налоговых поступлений была логичным шагом в бюджетной политике. Но с тех пор обстоятельства сильно изменились: насколько это решение по-прежнему адекватно в экономической и социальной ситуации 2020-х — вопрос.

Возможно, назрела актуальность внесения этого вопроса в текущую повестку «договора» между государством и обществом?

Это может быть очень интересная дискуссия. И если бы Петербург в этом отношении имел бы чуть больший баланс собственных доходов и собственных расходов (ну, например, очевидные примеры финансирования метро или нового дорожного строительства практически исключительно из федерального бюджета), то вполне может быть, что это бы и создало необходимую среду для поддержания и развития Петербурга будущего.

Выпускники СПбГУ работают на Большом адронном коллайдере и пишут стратегии развития целых отраслей (вы знали?). Чем Ассоциация выпускников может быть полезна Петербургу и Университету?

Вы ведь уже не президент Ассоциации выпускников?

Нет, на последней конференции я был избран в правление, а изначально я входил в состав инициативной группы по созданию организации. И эта группа, поверьте, по сей день очень инициативна! Например, в 2020 году был юбилей великого ректора СПбГУ, лингвиста, академика Людмилы Алексеевны Вербицкой, и мы запустили проект памяти в ее честь. Любое такое начинание требует усилий и ресурсов, не только креативных, но финансовых. Наш проект получил поддержку Фонда президентских грантов (ФПГ), но поскольку ФПГ никогда не закрывает весь бюджет, мы организовали кампанию для привлечения дополнительного финансирования. Помимо конкурса мы продолжаем стипендиальные и менторские программы. Благодаря меценатам Ассоциации выпускников талантливые студенты СПбГУ могут (дополнительно к стандартным стипендиям) рассчитывать на одну из самых высоких стипендий (примерно 20 тысяч рублей) в месяц.

Ассоциация — это ваша идея?

Скорее, сложилась команда единомышленников, которые, закончив СПбГУ, получили дополнительное образование — кто в Гарварде, кто в Лондонской бизнес-школе, кто в Сорбонне. «А почему “Калтек” (Californian Institute of Technology. — Прим. ред.) постоянно проводит встречи с однокурсниками, а родной ПМПУ вспоминает обо мне примерно никогда?» — так сформулировал отправную точку идеи один из создателей Ассоциации. С этого все и началось.

Кроме приятной ностальгии, зачем вообще выпускникам СПбГУ Ассоциация?

Давайте рассмотрим примеры. Система образования в США построена на прямом и четком фандрайзинге. Пополнение эндаумент-фонда учебного заведения идет через выпускников: получается, они определяют повестку развития своей альма-матер, и это бонус. А учебное заведение крайне заинтересовано, чтобы сентиментальные воспоминания как можно быстрее конвертировались в звонкую монету на счетах эндаумента. В Европе система вузов сильно зависит от государственного финансирования, а выпускники видят смысл в сохранении связей и в элитарности: выпускники ссылаются друг на друга в научных трудах и образуют закрытые сообщества. Так что везде мотивация вступить в ассоциацию строится на чувстве сопричастности и некой закрытости условной соцсети. Любая ассоциация выпускников не только прокачивает твои связи, но и расширяет сеть качественных контактов: ты строишь отношения с классными людьми, с которыми в своей обычной профессиональной жизни никогда не встретишься

Звучит как соцсеть мечты. И сколько людей в ней зарегистрировалось?

55 000 выпускников ЛГУ/СПбГУ (из 250 000– 300 000 ныне живущих!) оставили Ассоциации свою контактную информацию, чтобы находиться в едином информационном поле и получать новостные рассылки (кстати, метрики их раскрытия и прочтения существенно выше бенчмарков!). За шесть лет работы благодаря частным пожертвованиям Ассоциация выпускников собрала чуть больше 230 миллионов рублей на свои стипендиальные и менторские проекты, а также на известный Фестиваль знаний, ТургеневFEST и ежегодные реюнионы. Когда возникла ситуация с текущей вирусной инфекцией, и все перешли в цифру, онлайн-форматы, которые предлагает Ассоциация, стали очень востребованными, и люди с энтузиазмом откликнулись на приглашение участвовать. Вот пример мобилизации внутреннего ресурса: когда больница, где работают многие наши выпускники, попросила о помощи буквально с криком «Атас!» — необходимая сумма была собрана участниками Ассоциации всего за несколько дней.

В Петербурге есть великие культурные и научные бренды, и мы их знаем. И все мы хотим гордиться брендом СПбГУ, но к нему есть вопросы. Что себе думает Ассоциация?

Ответ на ваш вопрос — встречи с выпускниками, которые мы проводим. Например, не все знают, что в команде Большого адронного коллайдера, крупнейшей в мире экспериментальной установки, которая располагается в Швейцарии, на ключевых аналитических постах трудятся два парня — выпускника ЛГУ. Мы пригласили их выступить перед выпускниками и студентами Университета. Так и формируется бренд: ты видишь, что люди, закончившие наш вуз, занимаются реальными вещами на передовых направлениях.

Как выстраиваются отношения Ассоциации с СПбГУ?

Позиции Ассоциации с администрацией Университета сейчас расходятся, поэтому последние несколько месяцев были достаточно интересными для переосмысления стратегии и позиционирования объединения. Безусловно, сохранение и приумножение ценностей университетского образования, культуры и традиций старейшего вуза страны, несмотря на переход в цифру, своей актуальности для Ассоциации не потеряло. Но позиция Администрации СПбГУ в отношении Ассоциации выпускников и нашей деятельности как будто бы говорит о том, что участие свободномыслящих и инициативных выпускников в жизни альма-матер в настоящий момент не шибко востребовано. Поэтому мы все чаще думаем о возможно большей ориентации именно на выпускников, чтобы создавать продукты, атмосферу и эмоции, которые, в первую очередь, актуальны и востребованы нами самими.

Что касается бренда Ассоциации — в каком случае вы скажете, что инициатива состоялась?

В 2024-м грядет 300-летний юбилей основания Университета, и следующие два года пройдут под эгидой подготовки к событию. В зависимости от того, в каком формате и каком статусе Ассоциация выпускников подойдет к этой дате, и можно будет подводить итог: независимая Ассоциация выпускников — инициатива, которая не развилась, или перспективы все-таки есть? Пожалуй, здесь как со стартапами: если стартап не взлетел — дело необязательно в неправильной идее или концепции, это может быть продукт, опережающий время, или просто неудачное стечение внешних обстоятельств.

Переезд СПбГУ — что важно знать и как нам к нему относиться?

СПбГУ готовится к еще одному событию — переезду. Что скажете о ситуации «город vs кампус»?

Она вызывает волнение у всего Петербурга. Мне кажется, вы сами ответили на этот вопрос ранее: на сегодняшний день бренд ЛГУ-СПбГУ не находится на том месте, на котором он должен быть, — в пантеоне уникальных брендов Петербурга. Да, в 1960-е в Ленинграде был один университет с большой буквы У. Но ситуация покачнулась. Айтишники говорят, в ИТМО программы лучше — что слышать больно и обидно, но спорить с этим можно только предметно. Возьмем гуманитарные науки: в Петербург пришел НИУ ВШЭ, плюс есть Европейский университет, который, очень надеюсь, со всеми своими проблемами разберется, и объективно есть программы, которые предпочитают петербуржцы именно в этих вузах. Поэтому говорить об этом нужно было «вчера». Ведь СПбГУ — это не только колоссальная часть населения города, если взять всех студентов, сотрудников и профессорско-преподавательский состав. Это один из крупнейших работодателей в черте города. И это один из крупнейших не владельцев — корректнее сказать распорядителей — недвижимости в историческом центре.

Я все больше начинаю волноваться!

Сейчас могу сказать одно: очень обидно, что СПбГУ не использует колоссальные ресурсы знаний своих выпускников для формирования математических сценариев будущего, «дорожной карты» развития университета, который, с моей точки зрения, неотделим от города. Наши выпускники работают в McKinsey&Company, Boston Consulting Group, Ernst&Young, наша выпускница возглавляет «Центр стратегических разработок “Северо-Запад”». Это эксперты, которые пишут стратегии развития целых отраслей и глобальных корпораций. Я совершенно убежден, если собрать данный пул талантов и межотраслевой экспертизы вместе для поиска ответа на вопрос: «Как сделать лучший университет в России?», — выработанная программа действий будет иметь очень высокий шанс успешной реализации. 

Так, хорошо. К выпускникам не обращались. А сами выпускники выходили на связь по этому вопросу?

Мы всегда старались под разными соусами эту дискуссию стимулировать: «Коллеги, прежде чем что-то делать, давайте определим, что мы хотим делать?» У самого Университета был уникальный кейс, когда часть факультетов попытались перевезти в Петродворец. И это не абстрактный западный кейс, не произошло «во глубине сибирских руд», это произошло конкретно с этим учреждением. Но я не слышал, чтобы этот кейс был разобран с целью понять предпосылки, проанализировать произошедшее, а главное — извлечь уроки. Ведь полученный результат, очевидно, не соответствует ожиданиям! Любопытно же — почему? И если был пилотный проект, который уже дал результаты, прежде чем вваливаться по-взрослому в новый проект, наверное, имеет смысл провести детальный разбор полетов? И понять, что нужно изменить, додумать прежде, чем приступать к практической реализации.

А тем временем в СПбГУ два года идет заочное обучение. Какие выводы?

Действительно, в силу внешних обстоятельств последние два года обучение в СПбГУ ведется преимущественно в дистанционном формате. Что в результате этого изменилось? Что представляет собой заочное обучение в XXI веке? Какую долю оно должно занимать в объеме образовательной деятельности? Какие требования это предъявляет к IT-инфраструктуре университета? В текущих документах по развитию СПбГУ я нигде не встречал описания задания на соответствующий программно-аппаратный комплекс в прикидках необходимых инвестиционных бюджетов.

Казалось бы, это очевидно. Или нет?

Да, это звучит на уровне азбуки. Обсуждение в профессиональной среде именно с разных точек зрения способствовало бы и диалогу между Университетом и городом, и ответило бы на вопрос отношений города, университета и деревни.

То есть таких исследований и в планах нет?

Мне об этом ничего не известно. Какое-то там исследование делала какая-то там контора при Минфине. Но те выдержки, которые есть в публичном доступе, страшно и смешно читать, скажем так. Ни к одному из известных мне профессиональных консультантов не поступало предложения, чтобы pro bono или в качестве competitive offer принять участие в разработке такой концепции.

Тем временем «Студия 44» только что показала визуализацию нового кампуса СПбГУ в Пушкинском районе.

Никита Явейн — талантливый, прекрасный человек и специалист, но архитектор, по определению, сделает то, что написано в техническом задании.

Скажите, а в чем проблема? В отсутствии коммуникации «город — университет»?

А не заключается ли беда в том, что ни у города, ни у университета нет денег? И тот, и другой являются не более чем распорядителями финансирования, которое от них не зависит. Это как когда нужен вагон апельсинов, и один пошел искать вагон, а другой пошел искать деньги.

А есть кейсы, на которые нам стоило бы ориентироваться?

Самый успешный кейс образовательного проекта, который сейчас есть в России, — это школа «Летово». И то, что Вадим Николаевич (Мошкович — предприниматель, филантроп, председатель совета директоров группы компаний «Русагро», 61-е место в списке Forbes-2021. — Прим. ред.) сделал, вызывает колоссальнейшее человеческое уважение: изначально была определена цель, собрана команда людей, которые бесспорно являются лучшими в своей области экспертами, и была составлена карта того, как школа будет развиваться. Если при этом «Летово» оказывалась бы хоть какая-нибудь государственная поддержка, получился бы вообще какой-то космический проект. И в то же время есть пример «Сколково»: выручать пришлось государству, потому что финансовая модель оказалась неустойчивой. Но это тоже классный кейс, и у людей, которые там у истоков стояли, можно многому научиться.

Если подытожить, вы советуете ориентироваться на проекты, где были применены цивилизованные, прагматичные, доказавшие свою работоспособность бизнес-подходы.

Не уверен, что именно «бизнес», скорее — нормальный проектный менеджмент. Я могу ошибаться, но, возможно, не хватает какого-то общественного запроса для того, чтобы подобный подход сформировался и состоялся в отношении Университета. Ведь что такое государственное финансирование? Это не ситуация, когда меценат из своей кубышки достает деньги. Это ситуация, когда в результате реализации проекта за него заплатим все мы, налогоплательщики. Поэтому необходимо четко сформулировать, что мы хотим увидеть в качестве ведущего, лучшего университета города или даже страны. И подобная активная четкая формулировка может повлиять на реализацию и финансирование подобного проекта.

Мы правда говорим о конструктивном диалоге налогоплательщиков и государственных институций?

Позволил себе помечтать. (Смеется.)

Что такое экономическая кибернетика, и как она связана с математическим визионерством?

Вам семь лет, и мы смотрим на Ленинград вашими глазами. Что мы видим? Где вы находитесь?

На Троицком поле, метро «Рыбацкое».

Это как начальные и финальные кадры хоррора одновременно.

Мама до того, как мы переехали в Рыбацкое, жила в центре. Поэтому мы использовали любую возможность «вернуться», чтобы вспомнить, в каком именно городе мы живем. Я обожал Артиллерийский музей и Музей ВМФ в здании Биржи — сказочное царство, в котором можно было находиться вечно.

В чем еще для вас проявляется красота?

Дело в моей эконометрической деформации личности — мне нравятся ситуации баланса и равновесия. В фотографии — это взаимодействие или противодействие света и тени. В музыке — когда в большой форме композитор совмещает несколько разных по темпу и тональности произведений. Если взять литературу, люблю благодарим разорванные сюжеты, которые идеально складываются воедино. Талантливые люди, которым удается поймать хрупкое состояние равновесия, — какофонию преобразовать в гармонию — дают нам возможность приобщиться к чему-то очень красивому.

Точно, вы же окончили кафедру экономической кибернетики СПбГУ. Я сейчас прочту заготовку: эта кафедра готовила специалистов в области применения математического моделирования и вычислительной техники в экономических исследованиях, планировании и управлении экономическими процессами и была создана в том числе по инициативе академика Канторовича, который в год вашего рождения получил Нобелевскую премию за вклад в теорию оптимального распределения ресурсов. Расшифруйте, о чем это все?

Из наших отечественных экономистов первый, кто получил широкую известность за счет матаппарата, был нобелевский лауреат Леонтьев. В западной экономике это вылилось в здоровый пласт моделей баланса input/output models. В советской плановой экономике по очевидным причинам баланса спроса и предложения быть не могло. Тем не менее Госплан пытался привести все это к единому знаменателю, построив распределительную экономику: просчитать такую модель несколько сложнее, чем в классической рыночной экономике. Так возникло направление, которое называлось «математические методы планирования народного хозяйства». И упомянутый вами Канторович предложил возможную формулировку модели, которая хотя бы теоретически и с огромным количеством допущений, но позволяла решить эту задачу. А мечта заключалась в том, чтобы построить табличку, которая описывает всю плановую экономику. Погоня за этой мечтой, несмотря на всю утопичность, повлияла на то, что появились математические методы исследования операций экономики — и наша кафедра. Канторович, его ученики и последователи, пытаясь решить нерешаемую задачу Госплана, показали, что для закрытой экономической системы, в принципе, можно построить математическое описание ситуации равновесия.

Какие навыки дает такое образование?

Попытка найти паттерны, алгоритмы, которые бы описывали интересующие тебя процессы, а самое главное — понять, какие тебе пришлось сделать предпосылки и соответственно насколько ты упростил объективную картину для того, чтобы описать ее своей моделькой, — это навык, который помогает в любой теории систем: в социологии, в технике, в экономике. Кроме того, мне повезло застать Абрамова — он вел линейную алгебру. И постоянно вбивал нам в голову ограниченность численных методов: на компьютере любой посчитать может, а попробуй на бумажке! Не обязательно полностью и до конца, но примерно понимая область, в которой должен находиться ответ, ты можешь быстро оценить, что тебе выдала экселька и насколько это соотносится со здравым смыслом. Перефразируя сентенцию «Деньги — хороший слуга, но плохой хозяин», то же применимо и к компьютерам: он может стать не только плохим, но и очень опасным хозяином, если оператор не способен оценивать и интерпретировать выдаваемые алгоритмами результаты.

Какие амбиции дала кафедра?

В первую очередь, нас учили учиться. Хорошее образование закладывает классные моторы, которые тебя двигают дальше.

Неужели у вас нет амбиции на метод Якунина? Или это для вас не интересно?

Для меня это суперинтересно. И да, коллеги обращают внимание, что если меня допустить близко к построению финмоделей, они становятся вещью в себе, стремятся к тому, чтобы стать произведением математического искусства. Стремление найти способ описать сложную действительность математическим языком — это и плюс, и минус: нужно держать модель под контролем, чтобы ее совершенствование не стало самоцелью, и она не унеслась в безоблачные дали, бесконечно далекие от первоначальной цели ее создания.

Текст: Яна Милорадовская.
Фото: Валентина Кораблева и архивы пресс-служб.

«Собака.ru» благодарит за поддержку премии «Петербург будущего — 2022»:

Королевскую комиссию по развитию региона Аль-Ула

Ауди Центр Петроградский, первый официальный дилер Audi в Петербурге

город-курорт GATCHINA GARDENS

ЭР-Телеком Холдинг

отель «Астория»

https://www.sobaka.ru/city/urbanistics/143274